Гостеприимство (асасра, асасдкылара), согласно вековым абхазским народным понятиям,— священный закон, обязательный для всех. Человек может обладать всякими добродетелями, но достаточно ему не быть хлебосольным и гостеприимным, чтобы оказаться морально осужденным и в какой-то мере ущербным в своем обществе.

 

ИЗ АБХАЗСКОГО ЭТИКЕТА

ГОСТЕПРИИМСТВО*

Гость приносит семь счастий.
Абхазская пословица

Гостеприимство (асасра, асасдкылара), согласно вековым абхазским народным понятиям,— священный закон, обязательный для всех. Человек может обладать всякими добродетелями, но достаточно ему не быть хлебосольным и гостеприимным, чтобы оказаться морально осужденным и в какой-то мере ущербным в своем обществе.
aylajВ силу таких традиций абхазское гостеприимство, как выразился известный грузинский историк прошлого столетия Дм. Бакрадзе, носило еще в XIX в. «характер гостеприимства времен Гомера». Г. Рыбинский сообщал в конце того же века, что на всякого гостя абхаз «смотрит как на божью благодать, ставит на стол все свои достатки и ухаживает за ним с известным церемониалом». При этом он говорит о «чисто французской вежливости и предупредительности» абхазов.
Следует отметить, что, согласно вековым понятиям народа, гость не может, разумеется, предложить деньги или какую-нибудь иную плату за прием или услуги. Это значило бы серьезно обидеть хозяина. Можно в любое время остановиться у каждого, но лишь в качестве гостя, и ему подадут все, что есть в доме, сделают все возможное, чтобы он хорошо провел время и спокойно отдохнул, причем помощь соседей сделает незаметным недостаток средств или отсутствие хозяина или хозяйки дома, куда пришли гости. «Приветливость и гостеприимство абхазцев вошло в поговорку,— писал в 1944 году А. И. Мостков, проработавший много лет в Абхазии сельским врачом,— и нередко переходит даже меру. Как бы вы ни спешили, вас не отпустят без угощения, которое принимает иногда характер целого пиршества с тостами,

* Ш. Д. Инал-ипа «Очерки об абхазском этикете». Сухуми, 1984 г., с. 103—119.

79

речами, и это, конечно, не только по отношению к более или менее почетному гостю. Благодаря удивительному гостеприимству абхазцев, даже бездомные босяки, странствовавшие по шоссе от Сухуми в Новороссийск и обратно, находили довольно радушный прием: абхазцы их кормили и вдоволь им давали вина, не требуя от них за это работы».
Гость может посетить любой дом по приглашению или без него. Что касается первого случая, абхазы чтут обычай приглашения гостей. Если мимо жилища абхаза следуют люди своей дорогой, то он выходит к ним, приветствует их традиционным «Добро пожаловать!» (Бзиала шваабеит!) и просит зайти к нему: «Заверните к нам — будем хозяевами!». Эти же слова, которыми начинается сложный церемониал всякого гостеприимства, произносит он не только вблизи дома, но и в любом месте своего села, встретившись и приветствуя представителей другой общины.
И вот так или иначе приехал гость, на которого абхазы «смотрят как на божью благодать», считая его «приносящим семь счастий», вообще самым дорогим существом. И стар, и млад выходят навстречу. Словами «Добрый день!» (Мшыб- зиа!) Гость непременно первым приветствует хозяев. «Добро тебе видеть! Добро пожаловать!» (Бзиа убеит! Бзиала уаабеит!) — столь же обязательно отвечает старший, а за ним и другие старшие члены семьи. И это нечто большее, чем простая форма вежливого обращения. Ибо достаточно кому-нибудь не приветствовать положенным образом встречного, чтобы не на шутку его обидеть. Женщины, обведя рукой вокруг головы гостя, как бы магически перенося на себя его недуги, целуют его в плечо, слегка прикасаясь к нему. В этом случае и мужчина, в свою очередь, также предельно легким прикосновением целует ее в голову или в лоб. В прошлом же абхазы, как и адыги, вообще не придерживались таких широко распространенных в мире обычаев, как поцелуй, приветственное обнажение головы и рукопожатие, которые только с не очень давнего времени стали все больше входить в привычку.
Для приема гостей в старину строился специальный дом во дворе под названием «асасааирта», то есть «место, куда приходят гости». И теперь гостя принимают в лучшем помещении, специально отведенном для него, сохраняющем свое старое название — асасааирта. Обычно теперь асасааиртой служит зал так называемого «большого дома».
Гостя приглашают войти в этот дом. Но кто же должен «идти впереди» (апхьагылара), кому принадлежит право первым переступить порог? Несмотря на то, что обычаем этот вопрос давно решен в пользу старшего хозяина, последний

80

никак не спешит воспользоваться своим правом, вежливо уступая дорогу посетителю. И тут начинаются грозящие затянуться взаимные уговоры и приглашения (унеи-снеи).
— Проходи, да приму я на себя твои беды! (Унеи, уххь згеит!),— говорит хозяин.
— Как это можно! Ты хозяин — тебе и идти первым! — отвечает тот.
В разных вариациях это повторяется несколько раз, и, наконец, глава семьи, а за ним и главный гость, входят в дом. Следующие за ними проделывают то же самое, с учетом близости родства (например, материнская родня пользуется особым почетом, независимо от возраста) и старшинства (еибарпшны), но уже без излишних церемоний.
Гостя усаживают на почетном месте, тогда как сами хозяева, в том числе иногда даже глава семьи, садятся не сразу — ведь даже патриарх рода будет стараться присесть не раньше, чем это сделает гость, а члены семьи помоложе, несмотря на уговоры посетителя, продолжают стоять. Это стояние перед гостем, как и вставание при появлении каждого взрослого постороннего человека (ахацгылара), считается признаком глубокого уважения к нему.
Согласно абхазским традиционным правилам поведения, не встать, когда заходит человек, значит проявить к нему неуважение и даже в известном смысле оскорбить его. Причем встают как хозяева, так и гости при каждом появлении человека, если даже последний был уже здесь и только что вышел. Когда заходит кто-нибудь из своих молодых людей, старший не обязан вставать. Но если присутствует при этом гость, стоя встретивший появление молодого человека, то и старик приподнимается с места — не столько для молодого, сколько из-за того, что хозяин не должен сидеть, пока не сел гость.
Изысканный прием, оказываемый гостю, имеет самые разнообразные проявления. С момента прихода гостя и вплоть до прощальных минут, как бы долго это ни длилось — день, два или больше,— он должен находиться — особенно если речь идет о важном госте из дальних мест (асас дахь) — в центре внимания всего семейного коллектива, а частично также их ближайших родственников и соседей, которые по этому случаю также откладывают в сторону свои дела. Нередко приглашают почетных соседей, чтобы посидели с гостем и развлекали его приятными беседами, оказывая ему почести; тут же с ним находятся и старшие члены семьи. Женщины и молодежь готовят в кухне угощение, причем если в честь гостя режут кур, козла, барана и пр., то это должно быть сделано незаметным для него образом,

чтобы он, действуя в свою очередь согласно обычаю, не стал бы уговаривать их не утруждать себя.
В доме, где остановился гость, должен царить порядок: говорят без нервозности, пререканий, стараются ходить потише, не топая ногами. Не допускаются также неуместные шалости и игры молодежи и детей, присутствие которых, как и женщин, там, где находятся старшие, вовсе не обязательно. Лучшее место за столом и просто во время отдыха, лучшая пища, лучшая постель — все это для гостя. Если последний приехал на коне, то он может не беспокоиться о нем — все, что надо, не упустят сделать хозяева: расседлают лошадь, накормят, напоят и отведут на огороженное пастбище, а зимой будут содержать в специальном помещении.
Одна из главных обязанностей хозяина, принявшего гостя,— это защита его жизни, чести и имущества от посягательств со стороны кого бы то ни было, иногда даже с риском для собственной жизни. Если даже гость, злоупотребляя своими «неограниченными правами», позволяет себе лишнее в некоторых своих словах и действиях, хозяева должны относиться ко всему этому с максимальной снисходительностью и терпеливостью. Но такие случаи весьма редки, и, как правило, отношения гостя и хозяев отличаются взаимным уважением и деликатностью. При этом не принято расспрашивать гостя, откуда и куда он держит путь, каковы цели его путешествия. Такой «допрос» считается неуместным и неделикатным любопытством.
В глазах горца нет такой услуги, которая могла бы унизить хозяина перед гостем, сколько бы ни было велико расстояние их общественного положения. Звание тут не принимается в расчет, и только самые малые оттенки означают разницу в приеме более редкого или почтенного гостя.
Главнейшим элементом ритуала гостеприимства является все-таки угощение, хлеб-соль (ачеиджика). Каждая семья старается приберечь хоть что-нибудь для неожиданных гостей. Так, рачительные хозяйки припрятывают, например, пшеничную муку, сыр, сладости, фрукты, водку в бутылках, зашитых подчас в самодельные сетчатые сумочки, а во дворе гуляют куры, ревниво оберегаемые от родных детишек, которые, может быть, давно уже не имели мяса в своем рационе. От хозяйки не должен отставать и хозяин в сбережении «доли гостя» (асас иху). На нем лежит обязанность подать гостю главное блюдо абхазского стола — мясо и вино. Если вина мало, то в обычные дни домашние его не пьют, если его нет и вовсе, то покупают или занимают у соседа. Козленка или другую скотину также редко режут для себя — сберегают для гостей, а если их нет в хозяйстве, в спеш-

82

ном порядке приобретают где-нибудь на стороне и режут так, чтобы гостям это было незаметно (во избежание мнимого или действительного сопротивления со стороны последних), причем свежеотрубленная голова, которую иногда как бы невзначай показывают гостю, должна убедить в том, что скотина была зарезана специально в его честь.
Вполне возможно, что гость совсем не ест мяса. Но это не мешает хозяину быть довольным собой: он, выполнив высшее требование традиционного гостеприимства, уже положил на стол перед гостем лопатку и другие наиболее почетные части убитого животного. Самое лучшее и престижное для обеих сторон, что может сделать абхаз по случаю прибытия к нему важного гостя,— это зарезать ему быка. Одним словом, все лучшее, что имеется дома из продуктов питания, должно быть подано на стол, ибо «то, что укрыто от гостя, принадлежит дьяволу».
Следует заметить, что иной не в меру щепетильный гость мог не на шутку обидеться, если бы вздумали его угостить мясом животного, зарезанного пусть и в тот же день, но по другому поводу, либо в честь предшествовавшего гостя.
Немаловажной задачей является и развлекательная часть гостеприимства.
Застолье у абхазов начинается и кончается обрядом омовения рук, которое является одним из традиционных элементов церемониала гостеприимства. Казалось бы, что может быть проще, но это не совсем так, в чем убеждает нас следующее краткое описание.
Кто-нибудь из молодых членов семьи, обычно, дочь или невестка хозяина, берет в одну руку кувшин с водой, а в другой — держит мыло, чистое полотенце перекинуто через плечо (его подает иногда другая девочка), и подходит к гостю. Все встают. Между почетным посетителем и старшим в доме происходит сцена, во время которой они приглашают друг друга совершить омовение первым. «Помой руки, да приму на себя твои беды!» — просит хозяин, на что другой отвечает: «Как можно раньше тебя, ты — хозяин!» Подобные взаимные излияния повторяются неоднократно, и, наконец, хозяин (или другой старейший местный житель), уступая обычаю, начинает омовение. При этом он стоит, если не очень стар, в знак ответного уважения к вставшему гостю, несмотря на то, что последний не упустит своей обязанности и вежливо пригласит его совершить указанную процедуру сидя. Когда очередь доходит до гостя, который всегда должен быть первым после старшего из хозяев, он снова отказывается от омовения, пока не сядет на свое место старший, только что помывший руки. Если сам гость не стар

83

и уже в достаточной мере проявил внимание к старшему, ему в конце концов удается уговорить его. Но может быть, что последний, желая в свою очередь выразить свое высокое почтение к гостю, решительно отказывается выполнить его просьбу. Такой церемониально-дружелюбный диалог грозит затянуться на несколько минут, если не более, но он почти неизбежен. После того, как оба помыли руки, они могут занять свои места за столом, помня о том, что пока столь уважаемые люди находятся на ногах, остальные не могут позволить себе совершить омовение. Следует еще иметь в виду, что все это, хотя и в более сокращенной форме, повторяется между остальными присутствующими, которые приглашаются к столу и ждут своей очереди. Ввиду продолжительности всей этой церемонии стынет накрытый стол, люди устают от стояния, особенно девушка, поливающая воду. Но обычаю нет никакого дела до всего этого: традиция важнее, чем самый вкусный горячий обед или утомление обслуживающего персонала.
Немаловажное значение придается также и тому, кто какое место по праву должен занимать за столом и кто с кем рядом может быть посажен. При этом исходят главным образом из того, что младшие из уважения к старшим не должны садиться с ними рядом, а подальше, на почтительном расстоянии от них. Учитываются, однако не только возраст, но и родственные отношения. Например, сын не должен сидеть рядом с отцом, зять — с тестем, племянник — с дядей по линии матери и т. д. Старейший из хозяев занимает самое почетное место в «головной» части стола, то есть место, наиболее удаленное от входа в помещение, справа и слева от него — гости, старшие соседи, размещенные по старшин¬ству, а в «хвостовой» части, то есть ближе к двери, располагаются остальные. В былые времена женщины-хозяйки, за исключением представительниц «высшего» сословия, не садились с мужчинами за стол, они ели позже, где-нибудь в незаметном уголке или в другом помещении, довольствуясь остатками трапезы. Но сейчас это положение меняется.
Из почтения к гостю младшие хозяева — младшие братья или сыновья главы семьи — не садятся за стол, они должны обслуживать застолье, особенно если с гостем уже сидят отец и другие старшие сородичи и соседи. Они сядут (также по старшинству) лишь тогда, когда все подано, и гости немного закусили, а главный из присутствующих гостей в традиционной форме достаточно настойчиво пригласил их к столу. Однако и в том случае последуют вежливые отклонения приглашений, благодарственные поклоны, переговоры и пр. При всем том, по крайней мере один из младших

84

членов семьи, принимающий гостя, проведет весь вечер на ногах, если даже это и не связано с обслуживанием застолья. За столом один за другим следуют тосты в честь гостей и хозяев (о застольном этикете, включая заздравные тосты, еще будет сказано ниже).
Но и женщины вовсе не совсем изолированы от общения с гостями. Если вы поднимете тост за какую-нибудь из присутствующих девиц или женщин, она обязательно пьет благодарность, а вы должны взять со стола кусочек мяса, сыра или чего-нибудь еще и подать ей. Принимая от вас кусок, она обычно делает благодарственное мановение правой рукой. Иногда к шумному, несколько опьяневшему столу чинно подойдет пришедшая из амацурты старуха-хозяйка. Тотчас поднимается тост за ее здоровье, она с достоинством отвечает, выпивает рюмку водки или бокал вина и садится за стол, принимая участие в общей беседе, но сама ничего не кушая. Все это без особых изменений наблюдается по сей день.
Когда гость накормлен и напоен, ему готовят лучшую в доме постель. В старину хозяйская дочка или жена омывала гостю ноги и помогала снимать одежду. Это был, конечно, унизительный для женщин обычай. Теперь обычай этот, конечно, упростился, но все же раздеваетесь и ложитесь вы в присутствии женщин, которые, пробыв в комнате еще некоторое время, посмеются между собой, поправят на вас одеяло, слегка пригасят лампу и, наконец, выйдут, пожелав вам спокойной ночи.
Как было уже отмечено, жизнь и достоинство гостя защищаются и оберегаются хозяином и всей его родственной группой. Оскорбление гостя равносильно оскорблению его самого, причем по отношению к гостю все жители данного поселка тоже считаются как бы хозяевами. В частности, они встречают и приветствуют гостя в доме словами «Добро пожаловать» (Бзиала уаабеит!) точно так же, как если бы он находился в их собственном доме.
Если говорить о старинной традиции, человек мог жить в гостях сколько ему угодно и даже, как рассказывают, не имел права уехать до тех пор, пока хозяин не преподнесет ему публично подобающих подарков — оружие, лошадь и пр., а также все, что ему понравится в доме. С этим было связано происхождение старинной поговорки: «Приход гостя — его дело, уход же — дело хозяина».
Когда гость покидает гостеприимный дом, все выходят за ним во двор. Молодежь поддерживает стремя, если он приехал верхом, а он садится на лошадь, обернувшись лицом к дому. Хорошо, если гость перед отъездом покажет свое

85

искусство в верховой езде и оставит на память следы копыт своего коня на зеленой лужайке перед домом. Ни один абхаз не покинет пределы гостеприимного двора, не сказав напоследок «Абзиаразы!», то есть «Всего хорошего!» или «До следующей благополучной встречи!» Того же самого желают ему в ответ. В прошлом хозяин провожал гостя до границ общины и даже далее. Могло, однако, быть и так, что гость был принят неважно, зато провожали его самым усердным образом, о чем говорится в меткой пословице: «Плохой хозяин далеко провожает».
По верованиям абхазов, даже высшие силы не могли нарушать правил гостеприимства. Выражения: «Ты — гость своего создателя» (Узшаз уисасуп), «Ты гость бога» (Анцва уисасуп) показывают, согласно старым понятиям, что даже бог не в состоянии преступить закона гостеприимства, и он никому не может позволить тронуть того человека, который отдался его покровительству наиболее чтившихся капищ и святилищ абхазских богов.
Традиции и обычаи выступали регуляторами взаимоотношений между людьми даже при чрезвычайных обстоятельствах, которые служили своего рода проверочными экзаменами стойкости и положительного значения традиций. Даже такой жесткий закон обычая, как кровная месть, не освобождал от обязанности уважительного отношения к человеку, особенно к гостю, а также к пострадавшему и униженному, чтобы максимально пощадить его оскорбленное самолюбие, лишний раз не задеть его человеческого достоинства. «Врага убей по совести (по-человечески)»,— гласит абхазская пословица.
Вековой традицией были четко определены принципы взаимоотношений между противоборствующими сторонами, победителями и поверженными, включая грубо нарушивших традицию гостей. Враги должны были также придерживаться некоторых обязательных неписанных правил. Так, если обидчик где-нибудь случайно встречал обиженного, то он не мог первым напасть, а вправе был только обороняться, обязан был уступать ему дорогу, а в людных местах или в доме у постороннего должен был тотчас же уходить, как только покажется обиженный. При встрече врагов право первого выстрела принадлежало обиженному, причем убийца был обязан привести в порядок убитого, накрыть его буркой, сообщить родственникам вовремя о его судьбе, чтобы уберечь труп от зверей и т. п. Противнику мстили явно и тайно, как позволяли обстоятельства. Но убийство из-за угла считалось недостойным. Имело значение и употребляемое оружие. Например, убийство палкою считалось для родственников

86
 
убитого более тяжким оскорблением, нежели убийство огнестрельным оружием, кинжалом или саблей. Более того, если противник не был готов к отражению нападения, в частности, застигнут врасплох невооруженным, стрелять в него не полагалось.
Гостеприимство нашло широкое отражение в абхазском фольклоре. Вот несколько поговорок: «С гостем семь счастий приходит», «Кого часто гости посещают, у того котел пустым не бывает», «Гость волен делать, что захочет» и т. д.
Древний закон гостеприимства получает дальнешее развитие в новых условиях.

М. Лакырба

ГОСТЬ (НОВЕЛЛА)

Старый Ханашв Цугба сидел под чинарой во дворе своей пацхи* и шил из сыромятной кожи чувяки своему единственному сыну — юноше Темыру.
Залаяла собака. Старик поднял голову и увидел молодого незнакомого ему человека; тот, не добежав до калитки, перескочил через забор: видно, очень спешил. Увидев старика, он бросился к нему и на ломаном абхазском языке стал умолять спрятать его. Произношение выдавало в нем черкеса.
— Погоня,— волнуясь, сказал он.— Спаси меня, укрой! Если нагонят, меня убьют.
— Заходи в дом! — быстро ответил Ханашв и ввел гостя в пацху. Приставив к стене лесенку, он указал на чердак.
— Полезай, дад!** Устройся в углу на куче шерсти. Будь спокоен: у меня ты в безопасности.
— Да будет безмятежна твоя старость! — благодарно пробормотал гость и поспешно влез на чердак.
Старик вышел во двор и, убедившись, что там никого нет, вернулся в пацху. Стоя внизу, он сказал:
— Ты не бойся, дад! Никого не видно. Наверное, никто не заметил, как ты ко мне забежал. Но скажи — кто за тобой гонится и почему?
— Я убил человека. Его друзья погнались за мной, чтобы отомстить за него.

* Пацха — старинная абхазская изба-плетенка.
** Дад — у абхазов обращение старшего к младшему по возрасту.

87

— За что же ты убил?
— Он оскорбил меня: он хлестнул нагайкой моего коня на джигитовке!
— Кого же ты убил? Как его имя?
— Не знаю. Я ведь впервые в вашем селении...
В этот миг опять неистово залаяла собака, и оба они застыли в испуге.
— Тише! Я пойду посмотрю,— негромко предупредил старик и вышел во двор.
Вдалеке, из-за бугра, показалось несколько человек, вслед за ними двигалась толпа. Старик заслонил ладонью глаза от солнца и начал всматриваться. Теперь уже была ясно видна вереница приближающихся к его дому людей. Они двигались медленно, не спеша.
«Это не за ним ли, за убийцей?» — подумал старик и приготовился грудью защищать гостя.
Но вот несколько человек, опередив других, отворили калитку и вошли во двор. Вслед за ними хлынула толпа.
И тут Ханашв увидел, что на руках у людей лежала тяжелая, завернутая в бурку ноша.
При виде знакомой бурки у старика потемнело в глазах. Точно полоснули его по сердцу кинжалом.
Из толпы выступил убеленный сединой Ашвью Абидж, его сверстник и друг, и сказал:
— Крепись, Ханашв! Тебя постигло сегодня великое горе. Но нет ничего на свете, что с течением времени не ослабевало бы. Не ты ли всегда учил нас: чем сильнее у человека характер, тем крепче выдержка,— особенно в горе? Сегодня неизвестным черкесом убит твой Темыр!
У старика подкосились ноги. Он схватился за сердце и, наверное, упал бы, если бы люди не поддержали.
Плач и крики женщин огласили двор.
Двое суток пролежало бездыханное тело его сына на тахте в пацхе.
И двое суток под разными предлогами поднимался старик на чердак, чтобы отнести еду гостю-черкесу.
На третьи сутки, похоронив убитого, товарищи Темыра возвратились вместе с Ханашвом во двор. До позднего вечера они сидели со стариком.
— Мы знаем,— сказал один из юношей, самый любимый сверстник Темыра и неразлучный его друг,— все вместе мы не сможем заменить тебе сына. Но мы разделим с тобой горе. Каждый день мы будем тебя навещать, как будто все еще жив наш Темыр, и во всем будем тебе помогать.
— Даем тебе слово,— добавил другой,— что отомстим убийце. Черкес ловко прячется. Он ускользнул от нас в лесу,

88

и, наверное, здесь, где-то рядом, кто-то его умело укрывает. Но мы разыщем его и убьем. Скоро, очень скоро ты об этом узнаешь. Может быть, хоть это немного успокоит тебя.
Слова их, произнесенные торжественно и решительно, громко прозвучали в пацхе.
И друзья Темыра ушли.
Безутешный старик огляделся, нет ли кого поблизости, наполнил дорожную сумку едой, приставил лесенку к чердаку и позвал черкеса.
— Сойди, мой гость! Сойди! Здесь нет никого. Все ушли.
И когда черкес спустился, старик дрожащей рукой протянул ему сумку.
— Возьми,— сказал он.— Здесь еды на два дня. Поспеши домой, дад! Лесом ближе пройти к перевалу. Ночь темна, тебя никто не увидит.
Низко-низко склонился перед стариком гость и приложил к губам край его черкески. Потом выпрямился и, не сказав ни слова, вышел из пацхи.

Перевод С. Трегуба

 

КУЛЬТУРА ЗАСТОЛЬЯ

Культура абхазского стола, которая представляет собой довольно сложное этнографическое явление, специально еще не изучалась в ее историческом развитии (впрочем, как и многие другие вопросы абхазского этикета). Что же касается современных правил организации и проведения праздничного стола, то здесь можно встретить немало более или менее значительных локальных особенностей и импровизаций. Многое зависит и от личных качеств хозяина, от количества и состава гостей, обслуживающего персонала и т. п. Поэтому отметим лишь некоторые, в основном,общие черты.
Экономическую первооснову развития культуры застолья и застольного этикета абхазов составляет традиционное земледельческо-скотоводческое хозяйство. О скотоводстве в основном уже говорилось выше, а здесь вкратце коснемся некоторых продуктов земледелия, обязательных для каждого абхазского праздничного стола. В отличие от современного

* Ш. Д. Инал-ипа. «Очерки об абхазском этикете». Сухуми, 1984 г., с. 123—133.

89
 
стола, заваленного всевозможными блюдами и напитками, в прошлом столы накрывались более скромно в смысле разнообразия пищи. Из десятков безалкогольных и алкогольных напитков и блюд из растительных и мясо-молочных продуктов, которые составляли богатую национальную кухню, только несколько свежих пищевых продуктов считались наиболее престижными. Они и до сих пор по традиции составляют главнейшую основу любого абхазского торжественного или поминального застолья. Это — кукурузная мамалыга (абыста), заменившая собой в течение XIX века просяную, пшеничный пирог с начинкой из сыра (ачашв), разные сыры, вареное мясо крупного и мелкого рогатого скота (акуац), блюда, заправленные грецким орехом, куры и индюки под разными соусами, знаменитая абхазская соль с чесноком, перцем и другими специями и местное натуральное виноградное вино, о котором необходимо сказать чуть более подробно.
Следует отметить прежде всего исключительную роль вина в домашнем и религиозном быту абхазов. В частности, без винопития, как необходимого ритуально-обрядового элемента, считалось невозможным устраивать какие-либо религиозно-культовые действия, поминки по умершим или свадебные торжества, как и принимать гостей.
Закон гостеприимства требовал, чтобы каждого, даже проходящего мимо путника, который бы захотел напиться, угощали вином, а не простой водой. На пирах же люди не только увлекались вином, как опьяняющим напитком, но вместе с тем они там как бы проходили школу ораторского искусства, а также усвоения слагавшихся веками сложных адатов и правил этикета. Особое значение придавалось вину как силе, освящающей объекты жертвоприношений, как средству умилостивления божеств или родовых покровителей. Почти у каждого крестьянина был зарыт один, а то и несколько специальных неприкосновенных глиняных кувшинов с вином, предназначенных для отправления ежегодного моления в честь богов таких святилищ, как, например, Илорское, Инал-куба, Дыдрыпшское, Аацинское, Лдзаавское и др.
Подготовка ко всякому большому застолью, естественно, начинается задолго до дня его проведения. Абхазские свадебные и другие семейные торжества сплошь и рядом отличаются такими большими размерами, что ни одна семья не в состоянии справиться с ними только своими собственными силами. Выручает здесь традиционная всесторонняя взаимопомощь со стороны однофамильцев, родственников и соседей. По решению семейного совета заблаговременно приглашаются домой старшие представители тех семей, от которых ждут помощи. Хозяин не поздним вечером уст-

90

раивает им обильное угощение с вином и свежим мясом от зарезанного специально к этому случаю какого-нибудь «четвероногого» животного. Пока накрывается стол он (или его уполномоченный из числа ближайших родичей), обращаясь к собравшимся с извинением за беспокойство, сообщает о том, что послужило поводом встречи и просит оказать ему содействие в проведении предстоящего приема гостей.
Это всегда встречает горячую поддержку всех присутствующих, которые искренне заявляют в ответных выступлениях о своей готовности сделать все от них зависящее, чтобы провести застолье на должном уровне. Здесь же принимается согласованное решение и расписание по всем основным вопросам — назначается подходящий срок (день, не занятый каким-нибудь другим соседом по подобному же или другому случаю), выбирается главный распорядитель (аилыргаю) и его помощники (амацуцва), с учетом их опыта и умения, а также молодые люди для оповещения гостей, приглашаемых по составленному хозяином списку (раньше ограничивались устным сообщением, а теперь рассылаются художественно оформленные пригласительные билеты с соответствующим текстом, напечатанные типографским способом). Распределяются также функции и обязанности других лиц, включая и отсутствующих на данном торжественно-деловом собрании.
Итак, собрались люди на свадебное или иное застолье. После омовения рук и хлопотливого рассаживания гостей — строго по возрастной иерархии, вперемежку с местными почетными людьми, сидящие за столом понемногу начинают закусывать. Вскоре раздается голос, призывающий к вниманию. Воцаряется тишина. Распорядитель, которым бывает обычно кто-нибудь из уважаемых соседей, предоставляет слово хозяину или его представителю или уполномоченному. Последний, выступая от имени хозяина, громко, чтобы слышали все, приветствует гостей, коротко рассказывает о поводе встречи, передает благодарность устроителя торжества за посещение, его извинения за возможные недостатки и неудобства (абхазы имеют привычку, иногда в порядке ложной скромности, умалять и приуменьшать свои достоинства и возможности), просит всех присутствующих не спешить, оказать уважение и внимание хозяину, украсить его стол, весело провести время, поесть и попить на здоровье. Заканчивая, он обращается по имени к старейшему из сидящих за столом местных жителей, предлагая приступить к делу — «приложить руки к трапезе». Старейшина, пригласив в свою очередь гостей, приступает к еде, а вслед за ним и остальные.
Все это, однако, только прелюдия, во время которой

91

собравшиеся знакомятся друг с другом, закусывают и пьют — в основном водку и коньяк — за встречу. Она длится обычно до тех пор, пока не будут поданы основные блюда — горячая мамалыга, вареное мясо и местное виноградное вино. Поэтому главный акт застолья еще впереди. Он также начинается принятием одного-двух (опять-таки предварительных) стаканов вина за встречу. Только после этого наступает долгожданный момент — переход к главной и основной части застолья, руководимой тамадой. На видное место выходит хозяин (или же его представитель) со стаканом вина в руке. Он произносит речь во здравие избираемого руководителя стола (тамады) и опорожняет свой бокал.
До выбора тамады или вскоре же после этого гости и хозяева публично обмениваются сувенирами и подарками, что сопровождается соответствующими торжественными речами представителей обеих сторон. Следует также отметить, что еще до недавнего времени абхазское свадебное застолье начиналось прочувствованными словами общинного молельщика, который с сердцем и печенью жертвенного животного и стаканом вина в руках обращался к всевышнему с просьбой о даровании полного счастья молодым.
Тамада должен обладать рядом необходимых физических и умственных качеств. Прежде всего опытом и знанием местных обычаев, чтобы никто из собравшихся не остался обойденным или обиженным, умением произносить заздравные тосты, выдержкой и выносливостью в отношении принятия напитков, ибо покинувший стол не может обратно возвращаться. Главной обязанностью тамады, как и всех вообще хозяев, является не столько напоить гостей, сколько оказать им все положенные знаки внимания и почести (апату рыкуцара), предусмотренные обычаем. Проявлением этого является вставание при произнесении тостов в честь старших и гостей, содержание тостов и их последовательность, определяемая возрастом, важностью гостей, степенью близости родства с хозяином и пр.
Почти повсеместно у абхазов первый стакан поднимают теперь за народ, за мир и дружбу между народами, за то, чтобы не было войны. В этих высказываниях простых горцев нашли своеобразное отражение мысли о решающей роли трудовых масс в историческом процессе, о благе мира на земле. Второй тост произносится в честь новобрачных (если дело происходит на свадебном пиру), а потом пьют за их родителей, старшего гостя, бабушек и дедушек молодых, старших родственников с обеих сторон, за гостей и местных людей по старшинству, за исключением особых случаев. Например, если на пиру присутствуют родственники по линии

92

матери жениха или невесты, то им оказывают особое уважение, усаживают на почетные места, а также пьют за них в числе первых и др. Причем пьющего, особенно когда приходится опорожнять вместительный рог, поддерживают возгласами «Пей до дна!» и «Ура!», «Ура!», «Ура!»
Но если дело происходит на свадьбе, могут собраться многие сотни людей — близкие родственники и друзья, сослуживцы, соседи, приятели, включая большую группу с невестиной стороны, возглавляемую одним почетным и знающим местные порядки человеком. Он называется «мужчиной-дружкой» и выступает в качестве едва ли не самой главной фигуры на данной встрече, одновременно основным компаньоном и «соперником» тамады по застолью. За всех них пить в отдельности, конечно, не представляется возможным. Поэтому тамаде с помощью своих советников, находящихся рядом, приходится иногда составлять довольно длинные списки лиц, за которых (в отдельности или группами) надо обязательно поднять стакан и сказать каждому из них нужное «слово».
Само же слово, нелишенное, правда, некоторых стандартных, трафаретных элементов и произносимое громким голосом в обстановке по возможности полной тишины, представляет собой от начала до конца импровизированную речь, произносимую в приподнятом торжественном духе, в которую оратор старается вложить максимум добрых пожеланий здоровья, счастья и успехов.
Однако основное содержание заздравного тоста состоит в красочном и эмоциональном изложении только положительных человеческих качеств того, о котором идет речь, причем дается по возможности полная характеристика всех его заслуг перед людьми и обществом, при тщательном умолчании любых возможных отрицательных черт его характера, потому что объективный внутренний смысл заздравных хостов, как и всего торжественного общения, состоит в том, чтобы укрепить дружбу, предупредить неприязненные отношения, не дать родству и дружбе «состариться». Но если будет, хотя бы в завуалированной форме, сказано кем бы и что бы то ни было о нем в отрицательном или оскорбительном смысле, то это может быть воспринято адресатом и его ближайшим окружением с большой обидой, что, учитывая самолюбивый характер абхазов и их высокоразвитое чувство собственного достоинства, может повлечь за собой самые непредвиденные и самые неприятные последствия. Поэтому очень редко встречаются за абхазским столом сквернословие, ссоры и вообще конфликтные ситуации, которые хозяевами также воспринимаются как тяжкое личное оскорбление.

93

Абхазским застольным этикетом выражаются порой удивительно тонкие оттенки человеческих взаимоотношений, не всегда заметные и не всегда, быть может, понятные постороннему наблюдателю. Мы уже знаем, например, что абхазский стол делится как бы на две «неравноправные» половины — «головную» (ахы) и «хвостовую» (ацыхуа), первую из которых занимают старшие из собравшихся на веселье и гости, а вторую — все остальные, которые на всем протяжении застолья должны вести себя по отношению к другой половине как младшие к старшим: уважительно, не слишком повышая голос, тихо и мирно. Кроме того, гость ни при каких обстоятельствах не должен быть посажен вблизи двери или выхода — это, в частности, и для того, чтобы он не ушел раньше времени и можно было бы задержать его подольше за столом, а главное потому, что он должен занимать свое в основном заранее определенное место среди почетных посетителей. Уйти из-за стола и вернуться обратно для дальнейшего участия в застолье считается неприличным (в крайнем случае, прежде, чем снова занять место за столом, нужно вновь помыть руки). Младшим следует уходить из-за стола пораньше и в том же порядке, в каком заходили в помещение, где происходит застолье, т. е. с «хвостовой» стороны стола, а не наоборот, чтобы случайно не задеть или как-то иначе не потревожить тех, кто сидит в наиболее почетной и удобной «головной» стороне. В процессе застолья «переходить» со стаканом вина к старшему или к родственникам по материнской линии, которым обычай велит оказывать всегда особые знаки внимания, возбраняется; если приходится чокнуться, «содвинуть» стаканы, младший должен поддержи¬вать свой бокал на более низком уровне, чем старший его товарищ по застолью, и т. п.
Обращают на себя внимание и некоторые другие застольные детали. Так, всякая трапеза по традиции начинается чисто формальным, ритуально-символическим славословием в честь бога, гораздо реже — аллаха. Эта неизменная ритуально-магическая древняя формула гласит: «Боже, ниспошли нам свою благость!», «Даруй нам теплоту своих очей!». Точно так же в начале каждого тоста обращаются к всевышнему, чтобы «Господь благословил» того, о котором идет речь, причем это часто сопровождается и другим характерным пожеланием: «Пусть благословят тебя люди!», то есть народ. Как видно из этого, большое значение придается положительному отношению народа к человеку, солидарности общества и его членов между собой, считая, что без этого никакая другая сила не может обеспечить полного благополучия личности.
В застолье интересы личности, уважение к человеку

94

проявляются и в такой, казалось бы, мелочи, как раздача блюд и прежде всего кусков мяса. Сейчас мясо подают на тарелках, а еще недавно разносили в большой ажурной плетеной корзине (акалат), которую держали с обеих сторон двое молодых мужчин, а третий, постарше и поопытнее, который, назубок зная все части тела животного, доставал соответствующий кусок и, обходя ряды сидящих, церемониально клал перед гостем, но не как попало, а, так сказать, «лицом» к нему, т. е. определенной стороной куска мяса. Каждый должен получить порцию «по чину», в противном случае можно обидеть человека. С этим связана поговорка: «Сперва взгляни на чело человека, а потом выделяй ему долю». Например, старейшему полагается преподнести полголовы, главному гостю лопатку или бедро и т. д.
Одним словом, и такое как будто бы простое дело, как распределение вареного мяса между сидящими за столом, также представляет собой у абхазов весьма деликатную задачу традиционного гостеприимства. Трудность распределения осложняется еще и тем, что рядом сидящие люди не должны быть наделены одинаковыми кусками. В прошлом абхазы не рубили тушу животного, а искусно расчленяли ее по суставам на 64 годных к употреблению «доли мяса», каждой из которых приписывается строго определенный ранг почетности, причем все они имеют и свое особое местное название.
Проявлением внимания и заботы, признаком хорошего тона и вежливости по отношению к сидящему рядом сотрапезнику-гостю, или просто старшему по застолью считается, если, привстав с места, отрезать кусок мяса и преподнести ему. Резать полагается тонкими продолговатыми ломтиками не от себя, а к себе и своим острым ножом, который прежде всегда был наготове и висел у каждого на поясе в чехле.
Гости, вставая из-за стола в конце трапезы, выражают хозяевам свои добрые пожелания: «Да будете вы всегда в достатке!», «Пусть множится ваша хлеб-соль!». На это хозяин дома в свою очередь с той же обязательностью отвечает: «То, что поели и попили, пусть да пойдет вам впрок!».
За традиционным абхазским столом довольно сложны и строги многочисленные формы деликатного обхождения с людьми. Однако не из одних церемоний, реверансов и дотошных обменов любезностями складывается застольный этикет. И только искажения и незнание обычаев или переход всяких границ нормы может создать впечатление о чрезвычайном господстве всякого рода излишеств. О необходимости соблюдения меры во всем говорит народная поговорка:

95

«Тот, кто безмерно стал оплакивать (покойника), сам себе разбил голову». Подлинно же народное, обычно, всегда полно здравого смысла. Это относится к ведению абхазского стола. В частности, в народе порицаются слишком длинные штампованные тосты, их называют «убийством словом», оскорбления и всякого рода нарушения порядка за столом. Считается, что все это несовместимо с уважением к человеку, к хозяину и его хлеб-соли.
Сколько существует внешних примет воспитанности, составляющих «философию» поведения, издавна поражавшую в Абхазии внимательных наблюдателей! К великому сожалению, манерам поведения в наши дни в школах, а часто и в семьях, не учат, но они нужны каждому, ибо, говоря словами Гегеля, «человек есть не что иное, как ряд его поступков». По-абхазски вся эта философия называется «апсуара», что, как мы уже видели, можно перевести как «абхазский этикет» в широком смысле слова, как абхазскую национальную житейскую систему взглядов и норм поведения.
Наблюдения показывают, что там, где нет разумных и активных носителей положительных народных традиций или где они по своим годам уже не в состоянии оказывать существенного влияния на окружающих, свадебные торжества, как и похоронно-поминальные и прочие обряды, проводятся, обычно, не только с нарушениями показательной этнической специфики, но часто и в условиях отсутствия простого порядка. Порой не соблюдаются даже такие требования традиционных правил, как, например, не занимать место старшего, соблюдать тишину и порядок, быть за столом сдержанным в приеме пищи и напитков — «лучше встать голодным, чем переесть или перепить» и многие другие, которые были и остаются у воспитанных людей элементарными нормами поведения.
Несколько слов о языке тостов, которые, как мы видели, составляют столь важную и характерную черту любого абхазского и не только многолюдно-торжественного, но и незначительного будничного застолья.
Любой тост — типичная изустная импровизация, исключающая в основном возможность повторения предыдущей застольной речи, кроме разве ее начала и конца — окаменевшего молитвенного зачина и заключительных слов с обращением к богу о даровании благополучия тому, за кого поднят бокал, и некоторых других устойчивых словосочетаний. Например, молодоженам часто желают «состариться вместе, как солнцу с луной», имея в виду «неразлучность» этих светил и их вечную живительную «молодость». Как по своему объему, так и по содержанию главной структурной частью почти

96

любого тоста является подобная личная характеристика и благопожелания адресату, заключенные между указанными выше двумя другими обрамляющими составными элементами — миниатюрными и неизменными просьбами, обращенными к «великому богу, наверху находящемуся».
Язык застольных речей отличается поучительным содержанием, богатством лексического состава (особенно моральных категорий при сравнительной ограниченности религиозно-обрядового словаря), широким использованием устоявшихся словосочетаний и других народных речений, стандартных формул, пословиц, поговорок, перемеживающихся с воспоминаниями, анекдотами и притчами, уместными в данной конкретной ситуации, если только они не грозят слишком удлинить речь. Требования лаконичности без ущерба содержанию, предъявляемые к тостам, особенно относятся к речам младших участников застолья, выступления которых при всех случаях должны быть значительно короче и скромнее, чем тосты старших. Когда же застольная речь молодого человека почему-либо выходит из указанных рамок, он должен принести присутствующим свои публичные извенения за вольное или невольное нарушение традиции и, как было отмечено, раньше покидает стол, не принимая дальнейшего участия в состязании между группами гостей и хозяев в винопитии и красноречии. Словом, абхазское застолье немыслимо без тостов — малых и больших, местных и «вселенских», общественно-политических и персональных, а иногда религиозно-обрядовых, «святилищных» и других, соответственно ситуации. Отдельную группу составляют шуточно-юмористические тосты в стихах и прозе.
В целом абхазское застолье — это своего рода спектакль, все основные компоненты которого — от обряда омовения рук до тостов, танцев и песен — заранее предусмотрены традицией, бессценарная постановка, содержанием которой является не только торжество жизни и многоликость зрелища, но и самоутверждение человеческой личности.

 

Из абхазского нартского эпоса

СТО БРАТЬЕВ НАРТОВ

Жили в старину эти люди рослые,
Называли их великими нартами,

* «Приключения нарта Сасрыквы...» Сухуми, 1988 г., с. 45—51.

97

Были с виду они суровые, грозные,
Были стройными, были статными.

Жили они в Апсны, в Стране Души,
Было их сто от единой матери,
Были они молоды и лицом хороши,
Называли их великими нартами.

Если бы на бок любой из них лег,
Голову подперев рукой,
Под талией кот пройти бы мог,
Хвост свой подняв трубой.

Так в поясе нарты были тонки,
А плечи у них были широкими, мощными,
А доспехи у них были крепки и звонки,
А стрелы у них были меткими, точными.

Звучным, громким был у них голос,
Кинжалы у них сверкали,
Мечом они на лету рассекали волос.
Поражений они не знали.

Были все они дружными братьями,
Называли их великими нартами.

Бурки у них за плечами как черные вихри,
Папахи на головах, как белые голуби,
На конях-аргамаках выехав,
Гарцевали они, веселые,
Они в черкесках и архалуках,
При мечах, кинжалах и луках.
Глаз не оторвать, как были они хороши.
Жившие в Апсны, в Стране Души.
Горе и радость поровну они делили,
Настоящими дружными братьями были.
А когда в поход они отправлялись,
Где ждала их слава, ждали успехи,
По-боевому они снаряжались,
Надевали кольчуги, надевали доспехи,
Кольчуги пулями непробиваемые,
Доспехи мечами неуязвимые..
Неизвестно где они пребывали,
Но возвращались все невредимые.
Ведь богатырская была у них сила,
А сталь мечей их была остра.

98

Сто братьев нартов на свете жило,
И была у них всего лишь одна сестра,
Белолицая, белогрудая,
Называлась сестра их Гундою.
Сит звали нарта брата старшего,
Сасрыква звали нарта брата младшего.
Сасрыква был, говорят, от камня рожден,
Ни пуль, ни мечей не боялся он.
Не брали его ни стрела, ни кинжал,
Громкую славу себе он стяжал.
А дома у нартов были сделаны
Из камня тесаного, из камня серого.
Дома у нартов были огромные,
А комнаты, где они ели,
Были не комнаты, а хоромы.
Погреб был у них прохладный, глубокий,
И таким он сделан был не напрасно.
Хранились там кувшины глиняные, крутобокие,
Наполненные вином душистым, красным.
Из кувшинов, что драгоценную влагу хранят,
Самый большой называется вадзамакят.
А на стенах объемисты, велики,
Висят деревянные черпаки.
Вся усадьба нартовская, как надо,
Каменная окружает ограда.
Ограда эта, сложенная умело,
До нашего времени уцелела.
Не простая это ограда, она
Местами причудливая, резная.
Сохранились на ней кое-где письмена,
Но на каком языке никто не знает.

А братья-богатыри, могучие нарты,
Всегда и во всем стояли за правду.
Зло и коварство они наказывали,
Добро и милость они поощряли,
Следили за обоими склонами Кавказа,
От разных врагов Кавказ охраняли.
И разумом и в делах они были скоры,
Не хвалились они своими победами,
Для них что равнина, что высокие горы,
Нигде препятствий они не ведали,
Враги разбегались от них, как псы,
А реки их были Кубань и Бзыбь.

99

Табуны, отары, коров стада
У них многочисленны были всегда.
И хотя они знали — никто не тронет
Того, что нартам принадлежало,
На каждой лошади или корове
Тавро особенное стояло.

Больше всего не любили они воров,
Похищавших лошадей, овец и коров,
У простых крестьян угонявших скот,
Суд над ворами был у них скор.

Со злыми они и сами злыми были,
А с добрыми и сами добрыми были.
Со взрослыми они взрослыми, мудрыми были,
А с детьми они и сами, как дети были.
Гостей привечать они любили,
По душам поговорить они любили.
С трезвыми они и сами трезвыми были,
С любившими выпить с удовольствием пили.

А стада свои, что бесчисленны были,
Как зеницу ока они хранили.
Нарт без коня, какой же нарт?
Хорошему коню каждый был рад.
Овцы, как сейчас, так и прежде,
Давали горцам шерсть для одежды,
Быков они берегли и хранили тоже,
Быки давали мясо и кожи.

Коней у них пас нарт Уахситу,
Кони у него всегда были сыты.
За овцами следил нарт Кун,
Нарт Кятаван за быками следил, как надо.
Был в порядке у нартов каждый табун,
Благополучным каждое стадо.
Были также пастухи запасные,
Имена их такие:
Хабугу, Нарджхеу, Ныз, Атаагиква,
Сыйлыку, Наузыдж, Нажбатаква,
Басиныхву, Хсаут, Татрашь, Хмышь...
Все они были зорки, были проворны,
Не проскользнула бы к стаду даже мышь,
Не говоря уж про волка или про вора.

100

Когда же нарты уходили в поход,
За стадами смотрел простой народ.
Следили за табунами простые крестьяне,
Стерегли отары односельчане.
Потому что понимал простой народ:
Нартов скот — это их же скот.
Были нарты добрыми, справедливыми,
Люди все при нартах были счастливыми.
Раз в год собирались нарты все вместе
И во имя бога лугов и леса,
Чтоб всему скоту не заболеть, не пропасть,
Отпускали на волю десятую часть.
Была у нартов в доме скамья.
Усаживалась на нее вся семья,
Братья по старшинству на скамью садились,
Пили, ели и веселились.
На первом месте садился нарт Сит — старший брат,
На последнем месте садился Сасрыква — младший брат.

Кони у нартов были сильные, резвые,
Коновязь у нартов была прочная, железная.
Привязывали братья нарты к ней
Сто арашов, богатырских коней.
Глаза у нартов были зоркие, точные,
Далеко они видели, все замечали.
Стрелы у них были острозаточенные,
Никогда мимо цели не пролетали.

Но Сасрыква был особый стрелок,
В натянутый волос попасть он мог.
Хорошие охотники были нарты,
В быстроте и ловкости состязались,
Всякой добыче были рады.
С пустыми руками не возвращались.
По мелкой дичи они не стреляли,
Но оленей и зубров не пропускали.
Каждый съесть пололеня мог,
А сестре отдавали костный мозг.
Жило также племя соседское
Великанское и людоедское.
Великаны и нарты всегда враждовали,
Нарты великанов всегда побеждали.

101

Но великаны-людоеды, совершив набег,
Хватали и в плен угоняли всех.
Угоняли скот, угоняли женщин,
Детей угоняли, увозили и вещи.
Людей поедали, вкруг огня приплясывая,
Особенно лакомились младенческим мясом.

Нарты за людоедами устремлялись в погоню,
Летели, как стрелы нартские кони.
Тех, кого великаны съесть не успели,
Возвращали нарты из плена домой.
Поэтому возможно и мы уцелели,
Живя на нашей земле родной.
Потому не прекратился абхазский род,
«Изабеллу» пьет и песни поет.
Потому мы памяти предков верны,
Не забудет нартов страна Апсны.

ГУНДА ПРЕКРАСНАЯ*

У ста братьев нартов была одна-единственная сестра. Звали ее Гунда, а за красоту несравненную прозвали Прекрасной. Говорили, что она похожа на богиню. Во всяком случае, в крови Гунды, несомненно, таилась божественная сила.
Нарты горячо любили сестру свою, воспитывали с большим тщанием, берегли и холили. Жила она в хрустальной башне. Ноги ее никогда не касались земли. Все, чего бы ни пожелала Гунда, подавалось ей прямо в руки, и без промедления.
Братья кормили сестру только костным мозгом дичи. Тело девушки было подобно свежему сыру — белым и нежным. Кожа отсвечивала точно зеркало. Не может описать Гунду язык человеческий. Молодые люди севера и юга, прослышав о красоте сестры нартов, домогались руки Гунды, бились друг с другом и погибали.
— Излишняя красота очень вредна,— решила Гунда Прекрасная и перестала следить за собой, чтобы меньше отличаться от остальных женщин. Переоделась она в простое, залатанное платье, разлохматила свои золотые волосы.

* «Приключения нарта Сасрыквы и его девяноста девяти братьев». Сухуми, 1988 г., с. 82—86.

102

— Что с тобой? — удивились братья.— Ты хочешь опозорить нас? Приведи же себя в порядок.
Гунда ответила так:
— Пожалуй, лучше будет, если покажусь я людям неряхой. Боюсь, что красота моя доставит вам много неприятностей. Не хочу навлекать беду.
— Кто посмеет тронуть тебя?! — вскричали братья и стали просить ее снова стать прежней. Прекрасной Гундой.
Братья отправились на охоту, а пока они охотились на туров и оленей, Гунда нарядилась в лучшие одежды, причесалась и умылась молоком. И встретила братьев сияющая.
— Я исполнила вашу просьбу,— сказала Гунда братьям,— но смотрите, как бы вам не пришлось пожалеть об этом.
Не обратили нарты внимания на эти слова. А Гунда намекала на невесток, ненавидевших ее за красоту и всеобщее почетание. И когда однажды братья уехали на охоту, жены их наготовили разных кушаний. Зажарили молоденьких курочек и индюшек, цесарок и уток, мясо серны и медвежье мясо, отварили телячьи лопатки, а из свежего сыра и муки сварили айладж — тягучую мамалыгу, неописуемо вкусную. И тогда средняя из жен поднялась в хрустальную башню и обратилась к Гунде с такими словами:
— Гунда Прекрасная, мы знаем — братья запрещают тебе ступать на землю. Но мы очень хотели бы пообедать с тобой. Если бы явилась ты к нам, то нам показалось бы, что мы владеем целым светом.
Гунда колебалась. Она боялась оставить хрустальную башню и тем самым нарушить запрет братьев. Но ей очень хотелось походить по земле. И она согласилась. Сошла Гунда с башни. Заняла место среди невесток.
Разбежались у Гунды глаза: что есть? С чего начинать? Она ведь ничего, кроме костного мозга дичи, не ела!
А самая старшая из невесток подносит Гунде кусочек айладжа и говорит медовым голоском:
— Золотая ты наша Гунда! Съешь этот кусочек из моих рук. Ну, доставь мне удовольствие и радость.
А сама подмигивает заговорщикам. И те подмигивают ей. И ждут, что будет, ибо в кусок айладжа старая ведьма положила свое кольцо.
Не подозревая худого, Гунда Прекрасная проглотила кусок айладжа, а вместе с ним и кольцо. И вдруг поперхнулась. Закашлялась. Посинела... Не успела даже крикнуть.
Бездыханную Гунду унесли невестки в лес и бросили в глубокую волчью яму. Казалось, погибла Гунда Прекрасная.
Но нет!

103

Скажите мне, остается ли в мире какое-либо преступление безнаказанным? Рано или поздно любая подлость раскрывается и правда торжествует. Так случилось и здесь.
Некий охотник по имени Алхуз бродил по лесу вместе со своими друзьями. Они-то и нашли Гунду и доставили в свое село.
Гунда не приходила в себя, и никакими стараниями Алхуз и его друзья не могли вернуть ей жизнь. Алхуз приподнял девушку за плечи и посмотрел в ее тусклые глаза. Он горестно вздохнул и уронил Гунду на подушки. И — о чудо! — Гунда Прекрасная закашлялась, изо рта ее выпало золотое кольцо и покатилось по полу...
Что рассказывать дальше?
Гунда снова встретилась с братьями.
Ты спросишь, что сделали нарты со своими жестокими женами? Как ни пыталась Гунда скрыть от братьев происшедшее, они все-таки узнали всю правду.
Нельзя подымать на женщину руку, но выгнать негодную следует.
Так нарты и поступили.
А Гунда Прекрасная не пожелала больше оставаться в хрустальной башне, и от этого не стала она менее прекрасной.


ПОЧЕМУ НАРТЫ ПОШЛИ ПОХОДОМ НА ВЕЛИКАНОВ

Как будто бы все было у нартов. Все — да не все. А где же виноград? Где вино?
Не было вина, ибо не было и винограда.
А яблоки? А персики? А инжир и черешня? Не было всего этого, и нарты огорчились.
А вот у великанов все это было. Росли у них и виноград, и яблоки, и персиковые деревья, инжир и черешня. Но ни с кем не делились великаны. Разве могли составлять исключение нарты?
А нартам до смерти хотелось вырастить у себя виноградную лозу и яблоню, персиковые деревья, инжир и черешню. Иметь их столько, чтобы всем хватило плодов, чтобы могли наслаждаться все апсуа, все апсуа и другие племена — близкие и дальние.
Великаны враждовали с нартами.

104

Это была смертельная вражда. И не могли нарты надеяться на то, что великаны предложат им великодушно семена плодов. И не могли даже подумать, что великаны захотят выслушать просьбу нартов, просьбу апсуа или иных племен — близких и дальних. Только сила могла подействовать на великанов! Только война!
Три года подряд ходили нарты походами на великанов. И все напрасно!
А когда нарты собрались в четвертый раз, Цвиц попросил их:
— Возьмите и меня с собой.
Нарты сказали:
— Нельзя, чтобы дом оставался без присмотра. Нельзя, чтобы мать была одна дома без мужчины.
О чем говорить? Разве не ясно, что нарты хотели обойтись без Цвица?..
— Когда же вы вернетесь? — спрашивает Цвиц.
— Будем живы — через три месяца.
И нарты двинулись в путь.
Месяц шел за месяцем. На исходе четвертого вскочил Цвиц на коня и отправился к великанам. А навстречу ему нарты.
— Что случилось? — спрашивает Цвиц.
— Возвращаемся ни с чем,— отвечают нарты.
— Вот так герои! — восклицает Цвиц, горяча огнеподобного коня.— Назад, сейчас же назад! Нельзя возвращаться ни с чем!
И Цвиц устремился вперед, как стрела, как ястреб.
Что делать нартам? Они последовали за ним.
И вот герои снова у стен той самой крепости, за которой укрылись великаны. Перед нартами — стена, а в стене железные ворота.
Цвиц говорит:
— Поставьте вперед себя Сасрыкву. Стойте здесь, у ворот. Будет буря. Будет гром. Засверкают молнии. Но пусть не дрогнут наши сердца! Пусть минует всех страх и малый и великий, ибо откроются ворота и вы должны будете разить великанов, но не чем-нибудь, а шашками. Только шашками!
И он куда-то скрылся.
Как и предсказывал Цвиц — поднялась буря. Как говорил он — загрохотал гром и засверкали молнии.
Вот железные ворота как бы сами собой распахнулись. И тут-то появился Цвиц. Шашка у него наголо.
— Герои-нарты, вперед, вперед! — кричит Цвиц.
И мчится как стрела, как ястреб на цыпленка. А за ним — нарты.

105

— Что делать, когда неожиданно сваливается на голову камень? Куда бежать, если вокруг огонь? Великаны с трудом понимают, что случилось. Полетели головы с непокорных. Оставшиеся в живых складывают оружие, преклоняют колени.
Смотрят нарты: вокруг благоухающие деревья. На них — плоды. Плоды эти так и тают во рту. Виноград и яблоки, персики, инжир и черешня... Чего только нет!
Взяли нарты плодов от каждого дерева и с победной песней повернули восвояси.
Они условились, где какому расти дереву. И во всем царило согласие, пока не дошло дело до виноградной лозы.
Одни сказали:
— Пусть повсюду растет.
Другие добавили:
— Пусть растет и поит нас своим соком.
А третьи:
— Опасайтесь лозы!
Цвиц сказал:
— Тот, кто будет не в меру пить ее сок, пусть бесится, словно Сасрыква, выведенный из терпения. Кто же будет пить ее в меру и с достоинством — пусть походит на меня, когда я веселюсь и веселю других.
Его слова стали заклятием. И заключение это по сей день тяготеет над соком, что родит виноградная лоза. А плоды, которые зреют осенью на деревьях в Апсны, ведут начало от тех плодов, что выросли у нартов.
А до того Апсны не знала подобных плодов.
Разве не доброе было сделано дело?


ВЕЛИКИЙ КУВШИН*

Виноградники нартов были обширными, славились обильными урожаями. Виноделием занимался нарт Сит. Он знал свое дело как никто другой.
Хранилось вино в глиняных кувшинах. По ту и эту стороны Кавказского хребта, пожалуй, нет места, где бы люди не находили в земле остатки нартских кувшинов. В них очень удобно было держать вино: со временем оно делалось ароматным, точно земляника, долго сохраняло свежесть и вкус винограда.
Кувшины были разной величины. Те, которые побольше,

* «Приключения нарта Сасрыквы...» Сухуми, 1988 г., с. 167—173.

106

имели собственные имена: Вадзамакят, Хямхуа, Авадзакят, Агдзакят. Самым большим, великим кувшином считался Вадзамакят. Он вмещал шестьсот обычных нартских кувшинов, употребляемых для воды.
Надо сказать, что Вадзамакят не был простым глиняным кувшином. Он отличался свойствами, тайна которых не раскрыта до сей поры. Следует знать, что Вадзамакят изготовили особым способом. Как и кем — это тоже неизвестно. Вино Вадзамакят обладало особой силой: выпив его, нарты становились еще более могучими. Говорят, что клали в этот кувшин разрубленную красную змею. Но где водится эта змея — никому не ведомо. Вот еще одно удивительное свойство Вадзамакят: сколько ни черпай вина из него — оно не убывало.
Все это, разумеется, создало великую славу этому нартскому кувшину. Если нарты поклялись возле него — значит, так тому и быть: никакого отступления! Да, священный был кувшин этот Вадзамакят!
Великий кувшин был зарыт в самом сердце Кавказских гор — на Клухорском перевале. Правда, иные утверждают, что не на Клухорском, а Нахарском. Но об этом можно поспорить.
Как ни дружили между собой нарты, как ни были они спаяны родственной кровью, но пошло меж ними это самое «мое-твое». Пришлось им поделить отцовское добро и разграничить это «мое-твое». Что делать? — такова жизнь.
Сасрыква сказал так:
— Я ничего не хочу из отцовского добра — дайте мне только Вадзамакят. И ничего другого я и не возьму!
Скажу прямо: каждый из нартов хотел того же самого. Сасрыква лишь опередил их. После его слов никто не обмолвился о кувшине, но отдать его младшему брату тоже никому не хотелось.
Одним словом, Вадзамакят стал причиной горячих споров. Спорили день, спорили два. Долго спорили братья.
И вот Сасрыква сказал:
— Давайте решим дело так: пусть каждый из нас расскажет о своих подвигах. Самый удивительный подвиг заставит заклокотать вино в Вадзамакяте. Тому и достанется кувшин.
Говоря это, Сасрыква был убежден, что кувшин достанется именно ему, ибо кто из братьев мог сравниться с ним геройскими подвигами?
Первым стал возле кувшина старший из братьев — Сит. Он долго рассказывал о своих подвигах, но вино и не думало клокотать. Вслед за ним его место по старшинству за-

107

нимали остальные нарты, но вино оставалось спокойным, как молоко в глиняной посудине.
Пришел черед Сасрыквы. Он занял место своих братьев и с пылом рассказал о своих подвигах. Воистину это были геройские подвиги! Рот разинешь, слушая о них, обо всем на свете позабудешь.
Но вот незадача: не заклокотало вино. Ничего, кроме обычного шипения, вызываемого крепостью самого вина.
Сасрыква очень огорчился!
Здесь же, недалеко от кувшина, стоял работник нартов по прозвищу Бжеиква-Бжашла, что означает Получерный-Полуседой. Мужественным был этот человек, больше того — он был героем. Но никто не знал об этом, кроме матери нартов великой Сатаней-Гуаши.
Сатаней-Гуаша сердцем чуяла беду, угрожавшую ее сыновьям в дни многотрудных походов. И тогда она вызывала Бжеикву-Бжашлу, окрашивала всю его одежду, лицо, ноги, руки наполовину в белую, наполовину в черную краску и посылала на подмогу сыновьям. Исполнив свой долг, не открывая своего имени, Бжеиква-Бжашла возвращался домой. Так и не знали нарты, кто их таинственный друг...
Видит Бжеиква-Бжашла, что никому из нартов не достается Вадзамакят. И обратился тогда он к братьям:
— Дайте и мне слово сказать.
Нарты удивились:
— Тебе слово? Да что ты можешь сказать? Ну, если не лень, говори.
И Бжеиква-Бжашла начал так:
— О великие нарты, вспомните, как однажды собрались великаны со всех концов света, чтобы погубить вас. Они устроили засаду в горах, с нетерпением ждали вашего появления. Вы оседлали своих огнеподобных коней и смело вышли в поход. Вас не остановили укрепления, построенные великанами. Вы храбро бросились на врага. А иначе вы не были бы нартами! Бились вы долго. Кровь великанов лилась рекой, но их было множество, и они окружили вас, зашли к вам с тыла. Смертельная опасность угрожала вам, и в эти мгновения дрогнуло сердце вашей матери. Сатаней-Гуаша позвала меня и сказала так: «Жизнь моих сыновей на волоске. Нельзя мешкать: надо спешить на помощь. Прояви мужество, Бжеиква- Бжашла!» Не раз приходилось мне оказывать вам поддержку в битвах. Разве мог не внять я просьбе Сатаней-Гуаши и на этот раз? Я перекрасил свою одежду, чувяки, лицо и руки в черно-белый цвет и стал получерным-полуседым. Двинулся я в путь и повстречал великана на коне. Он стал наседать на меня, но огнеподобный конь его вздрогнул, остановился, застыл на

108

месте. А великан крикнул на него: «Кого ты испугался? Если Бжеикву-Бжашлу, то не родился он еще, а если и родился, то не созрел для битв, а если даже и созрел, не посмеет явиться сюда!» И великан пришпорил своего огнеподобного коня. А я ему в ответ: «Я и родился, и созрел для битв, и явился сюда! Давай сражаться, коли в тебе сила мужа!» Мы бросились друг на друга с шашками наголо. Без особого труда одолел я его и пошел дальше... Слышу: словно гром грохочет. Вижу: едет младший брат убитого великана, но посильнее и пострашнее старшего. Я выскочил на дорогу, и огнеподобный конь великана застыл от испуга, он стал точно каменный. А великан прикрикнул на него: «Кого ты испугался? Если работника нартов Бжеикву-Бжашлу, то не родился он еще, а если и родился, то не созрел для битв, а если даже и созрел — не посмеет явиться сюда!» И он пришпорил своего огнеподобного коня. А я ответил: «Я родился и уже окреп, явился сюда и своих нартов ищу. Наверное, их задержал этот валяющийся без головы твой брат!» И мы бросились друг на друга с шашками наголо, и молнии заблестели вокруг. Я одолел его, отсек ему голову и двинулся дальше. И вот тут-то я увидел такое, что никогда не видел: мне навстречу ехал на огнеподобном коне младший брат двух мертвых великанов. Земля под ним дрожала и трескалась. Конь его, огнеподобный, при виде меня застыл на месте. Великан прикрикнул на него: «Ах, чтоб тебя волки изодрали! Если ты боишься Бжеикву-Бжашлу, то не родился он еще, а если и родился, то не созрел для битв, а если даже и созрел, что он против меня?!» И вонзил он в коня шпоры. Я ответил: «Родился я и окреп и даже успел явиться сюда, чтобы отомстить за нартов. Покажи мне свое мужество!» И мы бросились друг на друга с шашками наголо. Гром и молния были между нами, земля качалась, подобно колыбели. Я напрягал все силы. С великана струился пот, и вокруг нас образовалось целое озеро. Он выстрелил в меня — и стрела оторвала ногу. Выстрелил в него я — и сорвал с него голову. Я победил!.. Осмотрелся вокруг, привязал свою ногу поплотнее, выбрался из озера, вспорол брюхо огнеподобному коню великана, и улегся в брюхе, и, засыпая, подумал: здесь меня никто не найдет, да и нога скорее приживется к месту... Пролежал я в брюхе коня три дня и три ночи. Выспался, отдохнул, и рана тем временем зажила. На четвертый день направился к вам. Великаны, узнав, что главари их убиты, пали духом. Мы разбили их и отправились домой... И вот пред вами я — Бжеиква-Бжашла, пред вами и Сатаней-Гуаша, которая не даст мне соврать!
Едва выговорил работник нартов последние слова, как

109

заклокотало вино в кувшине Вадзамакят, словно разложили под ним огонь.
Нарты очень удивились. А разгневанный Сасрыква, напрягая силы, вытащил из земли кувшин Вадзамакят. И он сказал так, обращаясь к кувшину:
— Ты повинен в наших раздорах. Не будет тебя — не будет и споров меж нартами!
И он столкнул кувшин с перевала в сторону Апсны. И покатился Вадзамакят, и разбился он вдребезги в середине Апсны.
Так завершился этот спор о великом кувшине нартов.
На дне Вадзамакята оставались виноградные косточки. Эти косточки рассыпались по земле Апсны, и выросли из них виноградные лозы. И назывались они нартскими лозами. Не было в мире вина лучшего, чем вино, добываемое из нартских лоз, но — увы! — выродился этот виноград, нет его больше в Апсны.

110

Поделись ссылкой с друзьями в Социальных сетях!!!


  1. Гагра
  2. Пицунда
  3. Афон

Наши контакты

Хотите связаться с нами, задать вопрос, получить более полную информацию? Мы будем рады помочь Вам.

Яндекс.Метрика